Империи в мировой истории. Власть и политика различий - Джейн Бербанк

ожидания в основном оправдались. Правительства британской Канады, Австралии, Южной Африки и Новой Зеландии видели, что война объявлена от их имени королем Англии, но у них был выбор, как в ней участвовать. Все они предпочли внести свой вклад в дело империи, частью которой они являлись. Британские подданные из протекторатов, колоний, княжеских государств и других подчиненных единиц имели гораздо меньший выбор, но все же участвовали в военных действиях. То, что Британия, Франция и Россия располагали значительными материальными и людскими ресурсами за пределами спорных зон Западной и Восточной Европы, определило ход боевых действий.

Мир без равновесия: Империи, нации и армии на пути к войне

Европа стремительно превратилась из хозяина чужой судьбы в континент, неспособный управлять своей собственной. Еще до 1914 года появились признаки того, что европейское мировое господство было не таким, каким казалось: Поражение Японии от России в 1905 году, неспособность империй систематически управлять своими африканскими колониями или преобразовывать их, неспособность поглотить ослабевающую империю Цин в европейскую имперскую систему и неустойчивость имперских устремлений в самой Европе.

В конце XIX века баланс между империями был дестабилизирован растущей экономической мощью и геополитической незащищенностью Германской империи. То, что напряженность не привела к тотальной войне после франко-прусской войны 1870 года, во многом объясняется пониманием канцлером Бисмарком пределов имперской власти (глава 10) и его способностью заключать соглашения по Африке и Балканам, которые поддерживали баланс между империями. Но сочетание автократической, патримониальной и парламентской власти в Германии, позволившее Бисмарку играть в эту игру, оставило его преемникам инструменты для другой игры.

Изменения в отношениях между европейскими империями (глава 11) поставили Германию между Россией и ее новым французским союзником. Немцы осознавали, что другие империи обладают богатствами, которым они могли только позавидовать: заморские колонии и флот Британии; огромное производство зерна, огромная рабочая сила и каспийская нефть России; рабочая сила и материальные ресурсы Франции в Азии и Африке. Немецкие лидеры также осознавали внутренние противоречия Рейха - между католиками, протестантами и евреями, между все более богатой буржуазией, стремящейся иметь больший голос в политике, и рабочими, оказавшимися в напряженной ситуации индустриализации, выступая через воинствующую социалистическую партию и активные профсоюзы. Яростный "пангерманский" национализм, звучавший в некоторых кругах, - настаивавший на единстве немецкоговорящих жителей Австро-Венгрии и Кайзеррайха, - лишь подтверждал, что немецкая нация была далека от общепринятых устремлений.

У немецких военных были свои соображения. Победа над Францией в 1870 году послала армии неоднозначные сигналы: военные в конечном итоге одержали победу, но они страдали от нехватки живой силы и негибкого финансирования, вызванного нежеланием правительства увеличивать нагрузку на требовательную буржуазию и неспокойный пролетариат. Не имея возможности использовать глубокие резервы, планировщики понимали, что новая война должна быть короткой и жестокой, уничтожающей врага в короткие сроки. Эта доктрина - разработанная в плане Шлиффена - была опробована в колониальных войнах и оставалась главной в военном планировании Германии в 1914 году. На правительственных лидеров оказывали давление пангерманские организации и военное командование с его узким видением военных и дипломатических возможностей, но Германия в целом не находилась в плену реакционного прусского милитаризма или особенно сильного национализма. Ее правящая элита осознавала уязвимость за рубежом и неуверенность в поддержке внутри страны.

Позже стало ясно, что не только Германия, но и ее многонациональные, многоконфессиональные соседи - Австро-Венгрия, Россия и османы - сохраняли высокую степень имперской лояльности. Различные "нации" в составе Австро-Венгерской империи в 1914 году не восприняли войну как возможность отделиться. Евреи и другие, для которых имперский дом был более надежным, чем территориальная база, последовали совету одного из своих лидеров: "Мы, национально сознательные евреи, хотим сильную Австрию". В России начало войны было встречено демонстрацией патриотического пыла, а также антигерманскими погромами, которые шокировали императорскую администрацию. (Императрица, родившаяся в Великом герцогстве Гессенском, была двоюродной сестрой германского императора). К неудовольствию британских командиров, большинство арабов оставались верными Османской империи до конца войны.

Но это уже забегание вперед. С точки зрения 1914 года, лидеры беспокоились друг о друге в мире империй, где заключение правильного союза было привычным инструментом борьбы с соперниками. Кайзеррайх и Австро-Венгрия нуждались в сотрудничестве, даже если они воевали в 1866 году. Обе они опасались другой имперской и индустриальной державы на востоке, России. Британия также беспокоилась о России - она могла воспользоваться слабостью Османской империи и через Афганистан занять позицию, угрожающую Индии и другим британским интересам. Но Британия, встревоженная тем, что Германия начинает сравниваться с ней по промышленной и военно-морской мощи, нуждалась в Франции, союзнице России, чтобы противостоять Германии.

Все ведущие державы были настолько обеспокоены, что в период с 1908 по 1913 год увеличили военные расходы на 50 %. Все они пытались заключить союз с подходящими партнерами. Летом 1914 года Германия и Австро-Венгрия договорились поддерживать друг друга в случае войны. Франция была в союзе с Россией, Британия - с Францией. Османы заключили тайное соглашение с Германией - единственным правдоподобным вариантом, который представлял собой наименьшую угрозу для держав, на протяжении последнего столетия претендовавших на османские территории.

Карта 12.1

Европа в Первой мировой войне.

В водоворот войны нестабильную по своей природе смесь союзных империй вновь втянуло соперничество на Балканах, где потери Османской империи лишь подогрели имперское соперничество и войны между будущими национальными государствами (глава 11). Австро-Венгрия аннексировала Боснию - Герцеговину. Сербия была независимой и представляла собой "дикую карту", с ее воспоминаниями о вражде с Австро-Венгрией и османами, территориальными амбициями, связями с Россией и изменчивой смесью панславянской и сербской националистической идеологий. Австро-Венгрия хотела усмирить Сербию, но, учитывая опасность вмешательства России, ей требовались более мощные силы, чем могли предоставить ее собственные вооруженные силы, что означало обращение к Германии.

Но немцам нужна была и Австро-Венгрия. Здесь мы возвращаемся к военной доктрине немцев после 1870 года - плану Шлиффена, унаследованному начальником Генерального штаба Гельмутом фон Мольтке, - и к сочетанию высокомерия и тревоги, питавших имперскую политику в начале XX века. Теперь беспокойство Германии было сосредоточено на России, все более грозном противнике. Самонадеянность заключалась в плане: если война в Европе начнется скоро, до того, как Россия станет сильнее, транспортные и командные узкие места замедлят русскую мобилизацию, что позволит немецкой армии сначала выбить более проворных французов, а затем быстро перебросить войска с запада на восток. План предполагал, что Франция не сможет самостоятельно отразить тотальную атаку через свою уязвимую северную границу, через нейтральную Бельгию. Но Германии необходимо было, по крайней мере